Андре Бьёрке - Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца]

— Может быть. — Я пожал плечами.

— Если это случится… Дай нам знать, Веум. Дай нам знать.

— А что я буду иметь?

Он осмотрелся в кабинете.

— Мы можем предоставить тебе бесплатную уборщицу.

— Тогда уж лучше я сам все вымою.

— Это было серьезное предупреждение, Веум.

— Ответ тоже.

Он молча посмотрел на меня. Затем перевел взгляд на телефон.

Я положил на него руку.

— У меня только один аппарат.

Но он и не думал выбрасывать его в окно. В уголках его рта заиграла ехиднейшая улыбка, и я внезапно понял, о чем он думает. В делах по наркотикам можно получить официальное разрешение на прослушивание телефонных разговоров.

Может быть, мне самому следует выбросить телефон из окна?

Все люди пытаются отыскать шляпу, когда собираются уходить. Но не Данкерт Мюус. Он искал сигарету.

11

В тот вечер я дважды сразился с шахматным компьютером, — рождественским подарком Томаса в прошлом году. Хотя компьютер и был настроен на уровень для начинающих, я все равно проиграл оба сражения. Это многое говорит о вашем интеллекте, если вы проигрываете даже на таком элементарном уровне машине.

После шахмат я выдержал две не менее суровых схватки с хранящейся в шкафу бутылкой, к которой я обещал себе не прикасаться до Рождества. Эти сражения я проиграл тоже.

Я лег в постель, гордый, как использованный проездной.

Спал я неспокойно и проснулся воскресным утром с настроением понедельника.

Я принял душ, оделся, и приготовил себе незатейливый завтрак, которому не смогла бы обрадоваться даже моя мать, если бы я вдруг решился преподнести ей его в подарок. Может, поэтому я и перестал делать ей подарки. Или просто потому, что она умерла вот уже десять лет тому назад.

На улице наблюдался метеорологический катаклизм: весна в ноябре. Солнце пробилось сквозь облака, а ртутный столбик градусника взлетел вверх. Был выходной, и никто ничего не понимал. Бергенцы носились по улицам, потеряв голову, опьяненные отсутствием дождя. Осторожно высовывали они кончик своего ботинка на улицу и, не замочив ног, гуляли по все еще влажному после дождя асфальту. Воздух был чист и свеж. Мне казалось кощунственным сесть в машину и выплюнуть едкий дым выхлопных газов в яркое утро. Но я и так уже опаздывал, а мне ни в коем случае нельзя было пропустить свидание с Хенриком Бернером.

Я припарковал машину приблизительно в пятидесяти метрах от переулка, в котором прошло мое детство. Сейчас на месте старых домов выросли безвкусные блочные дома, символическая футбольная площадка и неизменная стоянка для машин.

Аквариум открывается в десять, но в такое раннее время посетителей еще очень мало. Женщина в окошке кассы посмотрела на меня с нескрываемым скептицизмом. Может быть, потому, что я был один. Мужчины моего возраста обычно приходят сюда вместе со своими детьми, особенно в выходные, и матери детей очень редко бывают с ними. В результате взрыва разводов за последнее десятилетие Аквариум стал для мужчин тем же, чем центр психической реабилитации для женщин.

— Я, наверное, первый посетитель сегодня? — поинтересовался я.

— Нет, до вас пришел еще один мужчина, — ответила кассирша и склонилась над столом. — Основной наплыв посетителей бывает часов в двенадцать, когда кормят тюленят. Обязательно посмотрите на это.

Я поблагодарил за совет и направился ко входу через двор, заглянув по дороге в большие смотровые окна бассейна с пингвинами. Крошечный тюлененок, лукаво улыбаясь, проплыл на спине мимо меня. Ему не хватало только утренней газеты в ластах и софы, чтобы быть принятым за своего в любой средней норвежской семье.

В бассейне справа два его родственника обсуждали последние новости селедочной биржи и обдумывали выгодность ставок на макрель.

Я вошел в пустой вестибюль. Никого. Даже новое кафе еще не открылось. Морские звезды в бассейне были немы, как устрицы, и неподвижны, как финансовые политики. Оппортунистически настроенный краб ковылял вокруг в надежде создать свою собственную фракцию, но смог возбудить лишь молчаливое презрение морских ежей.

Я вошел в главный зал — большое овальное помещение, стены которого сплошь состояли из квадратных смотровых окон в зеленые морские глубины, где резвилось бесконечное количество разнообразных видов рыб и морских зверей среди водорослей и кораллов — настоящее собрание Ассамблеи Организации Объединенных Наций. Пустые заверения и неискренние улыбки. Я был совершенно один, что совсем не радовало. У меня возникло ощущение, что внезапно я очутился на дне морском. Как будто это я находился в аквариуме, а рыбы просто приплыли поглазеть на меня.

Я быстро спустился по лестнице в подвальный этаж. Здесь морские звери и рыбы плавали в меньших смотровых бассейнах, и если вы решались прочесть все таблички с аннотациями, то скоро у вас по спине начинали бегать мурашки.

Чтобы разместить как можно больше бассейнов, архитектор выстроил нижний этаж Аквариума в виде бесконечного лабиринта. Посетители, следуя за всеми поворотами и боковыми ответвлениями, довольно скоро переставали ориентироваться в пространстве. Я сам, например, пройдя мимо десятка бассейнов, обрел твердую уверенность в том, что только единицы могли бы указать, где север и где юг. Но, с другой стороны, ведь это никогда и не было целью.

По-прежнему никого. Эхо разносило звук моих шагов. Когда я останавливался, замирали и они.

Или нет?

Может, мне просто кажется?

Кто-то смотрел мне в спину. Я резко остановился и повернулся. Сердце бешено колотилось.

Я прошел немного обратно и резко остановился.

Раздался звук — и не одного, а даже двух шагов! — когда эхо давно уже должно было бы замолкнуть.

Я быстро побежал назад.

Звук шагов бегущего человека раздавался совершенно явственно.

У лестницы я остановился. Никого.

А шаги?

Он убегал — в противоположную сторону.

Опять тишина.

Я потряс головой. Наверняка это просто эхо сыграло со мной злую шутку, многократно повторив мои собственные шаги в поворотах и закоулках лабиринта.

Я вновь направился в глубь Аквариума. Чтобы лучше рассмотреть животных, свет приглушали, и было довольно трудно увидеть, что впереди. Кроме того, зеленоватый свет морской воды тоже искажал действительность.

Я остановился. Сейчас у меня не осталось никаких сомнений.

Раздался звук открываемой двери и быстрые убегающие шаги вновь в обратном от меня направлении.

Я бросился в ту сторону, пролетая мимо морских звезд, стаек сельди, русских осетров, подарка Хрущева, и их американского родственника от господина Рейгана, мимо больших вмонтированных в пол смотровых окон в бассейн тюленей, мимо фонтана вверх по лестнице в вестибюль.

Никого.

Я посмотрел на ворота. Мужчина с маленькой девочкой покупали в кассе билеты. Больше ни одного человека.

Я спустился вниз по лестнице и пошел в направлении, противоположном моему прежнему, вглубь по коридору.

Я несколько раз останавливался, но слышал теперь только свои собственные шаги. Никто не бежал от меня, и ни одна дверь больше не открывалась и не закрывалась.

Дверь… Единственными дверями, которые попались мне на глаза, были двери в туалет и дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен».

Я решил никуда не заходить и продолжал идти внутрь Аквариума. Помимо воли, я все время посматривал на бассейны по сторонам, как будто их обитатели могли мне что-нибудь рассказать. Но они молчали, если им вообще было что сказать.

В некоторые мгновения мы замечаем, что наш мозг работает слишком медленно, что мы не верим тому, что видят наши глаза. Этих мгновений многие из нас хотели бы избежать.

В одном из бассейнов кто-то поместил сверху необычный экспонат.

Кто-то сунул голову молодого человека под воду и держал ее там, пока он не перестал барахтаться.

Сейчас он смотрел на меня полными смерти и ужаса глазами, покачивая головой вверх-вниз и приоткрыв рот, из которого, наподобие недоеденного бутерброда, высовывался язык. Последний раз, когда я видел этого парня, он лежал в объятиях Сирен Сэвог в доме, который довольно скоро после нашего свидания начал гореть.

Это не мог быть никто иной, кроме Хенрика Бернера.

Прежде чем я бросился вверх по лестнице, я подумал, что ему очень повезло, потому что он не оказался в соседнем бассейне.

12

— Повезло? Повезло! — раздраженно повторил Данкерт Мюус, уставившись на меня взглядом, способным убить любую из находившихся вокруг рыб и рептилий. Цвет его лица скорее подошел бы застеснявшейся девице, да и настроение было как у морского черта. — Какая разница, черт возьми, в каком бассейне тебя утопили?

— Там пираньи. — Я указал на соседний бассейн.